— Нет, брат мой, — только и проговорила Нуала голосом, в котором слишком отчетливо читались страх и волнение. Принцесса, преодолев себя, подняла взгляд на Нуаду, который находился совсем близко, настолько, что его дыхание ощутимо касалось лица фейри.
— Тогда почему же ты вся дрожишь? — лукаво и иронично спросил Нуада, кружа принцессу по Большому Залу на виду у десятков пар любопытных глаз, что со всех сторон окружали эльфийских наследников, следя за каждым их движением.
Некоторые из гостей недовольно и непонимающе переглядывались, удивляясь тому, как король прижимал к себе собственную сестру, как смотрел на нее, даже не пытаясь скрыть испытующего и проницательного взгляда.
Гости понимали, что между близнецами происходило то, чему сложно было найти объяснение или оправдание. Какая-то обоюдная борьба, противостояние, об истинных причинах которого никто не знал.
Даже танец, в котором кружились близнецы, походил скорее на столкновение двух слишком разных стихий. И присутствующим на балу казалось, что король и его сестра, подобно льду и пламени, пытаются одолеть друг друга, не взирая на то, что это бесполезно и бессмысленно, забывая о том, что их окружает большое количество гостей.
— Я не знаю, брат мой, — ответила Нуала, которая буквально сходила с ума от каждого прикосновения Нуады к себе, от его тепла, что передавалось и ей, от силы и могущества, наполнявших каждый его жест, любое слово.
Принцессе хотелось закрыть глаза и опустить голову на крепкое плечо брата, чтобы еще сильнее почувствовать эту жгучую смесь сладкой неги и всеобъемлющих страха и волнения, которая туманила рассудок, окутывала, подобно густому туману, в свои сети, подчиняя собственной воле.
— Хм, ты думаешь, я поверю в столь наглую и непродуманную ложь? — наклонившись совсем близко к ее лицу, спросил Нуада, сощурив глаза, в которых горел недобрый и опасный огонек. — Ты не могла перестать улыбаться нашему почетному гостю, однако стоило мне подойти, как куда-то испарились даже остатки радости и довольства… Неужто я не заслужил хотя бы малейшей крупицы твоего уважения, дорогая сестрица?
— Я не могу управлять собственными эмоциями и чувствами, брат мой… Раньше, до всего этого, я могла с уверенностью сказать, что уважаю и люблю тебя, однако теперь не имею права лгать, произнося то же самое… — быстро произнесла Нуала, поражаясь своей дерзости и смелости.
— Вот оно как… — задумчиво ответил Нуада, внутри которого разгоралось настоящее и необузданное пламя. — Я как всегда не угодил тебе, не оправдал твоих надежд и мечтаний. Только вот знаешь ли, Нуала, — на этих словах эльф вплотную наклонился к ее лицу и прошептал на ухо, обжигая кожу горячим дыханием. — Теперь уже ничто не будет, как прежде, желаешь ты того, или же нет. И я не стану более ни с кем, ты слышишь, сестра моя, ни с кем делить то, что всегда принадлежало мне. И я говорю вовсе не про корону и власть, которую она дает… — сказав это, эльф довольно и хищно улыбнулся, видя, как в глазах Нуалы отражается понимание, сменяющееся страхом.
— Поэтому не советую тебе так открыто и радушно вести себя с нашим дорогим гостем, если ты не желаешь повторения неприятной и душещипательной истории того мерзкого водоплавающего, Авраама, кажется, — Нуала, услышав подобные ужасные слова, не смогла сдержать одинокой слезы, которая скатилась по бледной щеке, оставляя на ней влажную дорожку. Нуада почувствовав, что и по его щеке прокатилась точно такая же жалкая слеза, довольно оскалился, совсем утратив облик благородного эльфа.
— Как ты можешь говорить мне подобные вещи? — сдерживая готовые вырваться непрошенные слезы, тихо произнесла Нуала, когда утихла музыка, и все пары, словно по команде, остановились. — Как ты можешь так спокойно объявлять о том, что убьешь давнего друга, если тот попытается завладеть моим вниманием?
— Легко, Нуала, очень легко. А знаешь, почему? — произнося эти слова, Нуада вновь, как тогда, в покоях, обхватил подбородок принцессы бледными пальцами, принуждая поднять напуганный взгляд. — Потому что, какой бы сильной и крепкой ни была моя дружба с принцем Акэлом, как бы я не уважал и не почитал этого эльфа… Если он посмеет хотя бы подумать о том, что может просто так забрать тебя, я поставлю его на место, показав, что бывает, когда посягаешь на чужое.
Нуала часто и глубоко дышала, смотря по сторонам, ища чьей-либо помощи и защиты. То, что сказал ей брат, мало напоминало признание в светлых и прекрасных чувствах, это больше походило на констатацию факта, говорящего о том, что она-собственность Нуады, не имеющая права перечить его воле.
Такое заявление ранило сильнее самой смертоносной и меткой стрелы, пропитанной ядом, ведь оно было сделано тем, кого сама Нуала безмерно любила и кому она всей душой жаждала помочь. Теперь же принцесса сомневалась, что есть хотя бы шанс, малейшая возможность остановить безумие и одержимость брата.