— А, и она! — добавил Бэнсон. — Детективу тоже не мешало бы поучаствовать в спасительной операции.
— Что случилось? — спросил её я.
— Там… там…
— Так, спокойно, — к ней подошёл Гранде и взял за плечи. — Что такое?
— Т-там… я…
Раф посадил её в своё кресло, а сам пошёл к ней в кабинет. Бэнсон увязался за ним, а я остался наедине с дрожащим детективом. Через пару минут оба вернулись. Рафаил принёс какие-то снимки и бумажки, кинул их на стол и опустился рядом с Флейм, роясь в нижних ящиках.
— Где-то валерьянка была, — бубнил он. — Сейчас дам.
— Да что случилось-то? — терял я терпение.
Я глянул на фотографии. И ужаснулся. На них была убитая женщина с разорванным животом, рядом с которым лежало какое-то месиво из очень маленьких костей и органов. Присмотревшись, я проклял себя за любопытство. Ребёнок. Это был ребёнок. Она была беременна, месяц 8-й или 9-й. На бумагах было написано, что она в промежуток с шести до полвосьмого вечера возвращалась домой, и её сначала сильно ударили, предположительно о дерево или дорогу, а затем на живот было обрушено что-то тяжёлое. Ей раздавили плод, а потом обглодали внутренности. И что ужаснее всего — она оставалась живой до момента, пока сердце не было повреждено. Она всё чувствовала и наверняка умоляла спасти. У меня в горле зашевелился неприятный комок. Казалось, я сейчас свернусь комком и заплачу. Откуда такая жестокость? За что? Это не человек… это зверь, это сам сатана, но это не человек.
Раф насильно напоил меня и Софию валерьянкой, а затем выпил её сам. Джет стоял и следил за его движениями глазами.
— Ты и теперь будешь говорить, что не надо отправлять копов убить его? — сказал он с издёвкой.
Рафаил, как мне кажется, не ответил. Меня снедал страх и ужас, и сейчас мне было совершенно не до того, кто и что кому говорит. Я был погружён в свои мысли. Я хотел сбежать. Сбежать от этих знаний, от страхов, от сумасшедшего и крайне жестокого ублюдка, что будет являться мне в кошмарах не раз и не два. Зачем я вообще вызвался помогать?
Когда валерьянка подействовала, и меня немного отпустило, мы стали обсуждать план ловли на живца. Я предложил использовать серебряные или посеребрённые пули. Выяснилось, что чтобы достать их уйдёт недели две, может чуть меньше. В обсуждении не участвовала лишь Софит. Она сидела в кресле шерифа и сосредоточенно смотрела на нас. Во взгляде мне мерещилась тревога и боль. И страх. Но страх не за себя, а за кого-то из нас. Она отозвалась, лишь когда я спросил, сможет ли она дать поросёнка для приманки. У моих бабушки с дедом их всего четыре, из которых двое ещё не разродились. Флейм рассеянно кивнула. Джет самонадеянно сказал ей, что свинью мы вернём целой и невредимой, но в моей голове крутилась мысль о том, чтобы целыми и невредимыми вернулась хотя бы половина из тех, кто пойдёт. Бэнсон пошёл «радовать» полицейских своим решением о засаде, а мы остались втроём. Раф подошёл к девушке и приобнял её. Та легла щекой на его круглый живот и прижала к себе его руку. Что это? мои мысли о паре булочек стали правдой? Должен признать, они мило смотрятся. И я бы порадовался за них, если бы только над нами не висела угроза быть разорванными и сожранными.
====== На живца ======
Две недели прошли словно два дня. Кроме посеребрённых пуль нам удалось достать и несколько ножей с лезвием из серебра. Идти сидеть в засаде должны были кроме Джета и Рафа ещё семь внушительного вида полицейских, напросился я, и ещё должна была быть Софа, но она к великому счастью Рафаила слегла с простудой и во всё этом могла не участвовать. Когда мы с ним заехали к Флейм за поросёнком, она с шерифом потом долго стояли на кухне и тихо о чём-то говорили, обнимаясь. Она боится за него. Кашляя и чихая Софит чуть ли не плакала, умоляя Рафа быть осторожным и вернуться к ней живым и невредимым. Я слегка завидовал, смотря на них. Это так трогательно. Почему у меня нет девушки, которая бы так же за меня волновалась и ждала?
Они поцеловались. Рафаил что-то прошептал девушке на ушко, после чего та аж всхлипнула, закивала и отпустила его. Вечером наша небольшая группа отправилась в лес. Чтобы меньше привлекать внимания шли мы пешком. Поросёнок, словно чувствуя неладное, упирался и нервно похрюкивал. Мы вышли на опушку, привязали животное к пню, а сами разделились на три кучки. Рафаил, офицер Джон, я и Джет были вместе. Как же шериф расстроился, когда Бэнсон изъявил желание быть с ним.
— Если что-то пойдёт не так, отдаём хищнику Рафа, а сами валим, — сказал сынок мэра, хлопая живот брюнета. — Есть его будут долго, пока вскроют, пока через жир до органов доберутся, времени нам как раз хватит. Если честно, — Джет посмотрел на угнетённого шерифа и щипнул его пузцо, — я тебя исключительно как пушечное мясо взял.
Я удивляюсь, как у Гранде после такого не возникло желания двинуть в челюсть этому ублюдку. У меня блин возникло, Джон удержал мою руку, немного мотнув головой.
— Не надо, — тихо сказал он.
Рафаил с обидой выдержал это, промолчал и опустился на землю за оврагом, где мы располагались. Я лёг рядом и положил руку ему на плечо.