— К тебе? — изумился он. — Ты уверена?
— Я хочу, чтобы ты был рядом. И так я смогу заботиться о тебе, пока ты окончательно не поправишься. Иначе я буду всё время переживать за тебя после этой ночи.
— Конечно, хорошо, — закивал шериф, лаская меня, — только не нервничай так. Как только меня выпишут, я сразу перееду к тебе. Только почему не ты ко мне?
— Потому что ты всё равно обещал мне с фермой помогать.
Он засмеялся ровным и переливистым смехом.
— Тогда вопросов больше нет.
— Мы будем вместе спать, — улыбнулась я, шмыгнув носом и вытирая щёки от слёз. — И просыпаться тоже. И ещё я буду готовить тебе кушать, а после работы мы будем сидеть вместе и смотреть кино, и ещё мы будем…
— Мы будем как настоящая семья, — закончил Рафи за меня и поцеловал в лоб. — Всё будет так, как ты представляешь. Знаешь, я сам хотел позвать тебя к себе, и было как-то, не знаю, неловко что ли. Всё-таки мы вместе не так много.
— Ничего, — я прильнула к нему и вздохнула. — Рафи.
— М?
— Хочешь секрет?
— Хочу. Какой секрет?
Я наклонилась над ним, положила ладонь на щёку и поцеловала горячие губы. Отпрянув, я заглянула в его красивые небесно-голубые глаза.
— Я тебя люблю. Очень сильно.
— И я очень люблю тебя, дорогая, — ласково улыбнулся Гранде.
— Я всегда буду на твоей стороне, — я взяла его за руку. — Я всегда поддержу тебя и выслушаю, любовь моя. Я всегда буду рядом и никогда не отвернусь.
Он слегка вскинул брови. Видимо, не ожидал от меня подобной речи с утра пораньше. Солнце осветило его палату, упав мне на волосы, делая их ещё более насыщенными рыжими. Обожаю такие моменты. Сэм как-то заметил, что в эти минуты мне как никогда подходит моя огненная фамилия.
— Можешь наклониться? — попросил брюнет.
Я наклонилась, и он сильно меня обнял. Я чувствовала исходящую от него трепетную благодарность и привязанность. Мой милый пухленький и сладкий мальчик.
— Ты самая лучшая на свете. — сказал он мне в макушку, гладя по спине и боку. — Я… мне так повезло с тобой, любимая.
— Мой розанчик, — прошептала я, обвив его шею руками и чмокая мягкий подбородок.
— Моя булочка.
Через четыре дня Рафи отпустили из больницы, поражаясь скорости его выздоровления. Через неделю кости срослись окончательно, а ещё через два дня исчезли шрамы от операций и ран. Остался только заживший след укуса. Убийства животных и людей прекратились, но это было временно. Оборотня, — теперь ни у кого не было сомнений, что это именно оборотень, — сильно ранили и он приходил в себя, так рассудили мои коллеги. На работе ходили сплетни про шерифа и меня. И что у меня зарплата выше, потому что я к нему клеюсь, и что я к нему не клеюсь, а что просто подкармливаю, от этого он такой отъевшийся, и куча подобного бреда. Рафи чаще стали говорить, что он хорошо выглядит. Он настороженно и с недоумением смотрел на тех, кто это говорил, и отвечал что-то невразумительное. Но он действительно выглядел неплохо. Здоровым, с румянцем, спина прямая, животик подтянут, он весь будто светился. Но Рафи изменился. Дома он ел очень много, куда больше чем раньше, он быстро раздражался, а в постели мне часто приходилось сдерживать визги и мольбы по типу: «милый, прошу тебя, не надо больше, мне больно». Не так давно он разругался с продавцом в магазине одежды так, что чуть не ударил бедного юношу, я едва успокоила его. Опять же, для успокоения я затащила его в примерочную, где нас никто не видел, и я опять жмурилась и закрывала рот рукой. Я не могу называть это насилием… я не хочу. Просто нужно потерпеть немного. Рафи не бил меня, даже руки не поднимал. Но порой он мог прикрикнуть так, что мне с лица волосы сдувало. Он не специально, я знаю. Ему нужно как меньше подавленного гнева и побольше положительных воспоминаний и эмоций. Потому я не орала в ответ и ничего не делала, я молча сносила всё, что происходило.
Этим утром мы завтракали яичницей с беконом в тишине. Рафи посмотрел на меня.
— Чего молчишь?
— Не знаю, — пожала я плечами. — О чём поговорим?
— Да хоть о чём-нибудь, завтрак в тишине как-то угнетает, — он укусил бекон. В последнее время он сильно налегает на мясо. — Ещё бекон есть?
— Да, я побольше жарила. Как знала, что попросишь, — немного улыбнулась я.
— К чему ты это? — насторожился Раф.
— Ни к чему.
— Ладно, допустим я забил.
— Милый, — я взяла его за руку. — Извини, я не так выразилась. Но я правда хотела, чтобы ты был сытым. Я не могу жить спокойно, зная, что ты голодный.
Он довольно ухмыльнулся.
— Хорошо, ты прощена. Не подашь ещё?
— Конечно, сладенький, — я пошла положить ему ещё бекона. — Рафи, милый.
— Чего? — отозвался он с набитым ртом.