Не без сожаления моряки пустили ко дну великолепные фрегаты с чёрными драконами на носах, забили трюмы до отказа добычей и рабочей силой, сочли потери и — закатили застолье.
Когда всё было кончено, Селин добрела до каюты и, не раздеваясь, рухнула на кровать. Избыток впечатлений совершенно её обессилил. Залпом осушив стакан с прикроватной тумбы, она поняла, что с самого утра и крошки в рот не брала. Уткнувшись носом в подушку, она всё прокручивала в голове случившееся и содрогалась. Только когда опасность миновала, на неё свинцовым одеялом навалилось понимание всей глубины ужаса пережитого. Леди эмиссар провалилась в тяжёлый сон без сновидений.
Бодрый голос Курта вывел её из полузабытья:
— Экипаж, подъём!
— Подите вон, — промычала Селин.
— Зелень, одевайся и давай к нам в кают-компанию. Все уже собрались.
— Я запрещаю так называть меня, Курт!
Возмущение стряхнуло с неё остатки сна. Наспех прихорошившись и надев чистое, она наклеила любезную улыбку и направилась на многоголосый гомон, сплавленный с восхитительными ароматами мяса на углях. Она уже начинала забывать запахи нормальной пищи.
В низком сизом дыму мерцали свечи. Звон посуды тонул в чавканье и хриплом смехе.
Завидев леди де Сарде, капитан встал. Его примеру последовали все собравшиеся, громыхнув стульями. Впервые, глядя на разношёрстную публику, Селин позволила себе улыбнуться, не поморщась.
— Добрый вечер, господа!
Ответом ей стал стук налитых до краёв кружек, чашек, бокалов, плошек и пиал. Недавние опытные бойцы, четко исполняющие свои роли, снова превратились в расслабленный сброд, впрочем разодетый в пух и прах в платье с чужого плеча.
— Кузина! Как я рад, что и ты с нами!
Константин, не отпуская миниатюрную вилку с нацепленной на неё огромной бараньей лопаткой, подвинул ей стул.
— Где твои манеры, кузен?! — прошипела сквозь улыбку де Сарде. — Давно ли ты стал одним из «них»?
Карликовые бунты Константина в виде непреодолимой тяги к третьему сословию перестали её сердить довольно давно и оставляли только усталость от невозможности внушить ему верное понимание собственного места. Впрочем, и кузена можно было понять.
Сейчас же Константин уже увлечённо разъяснял Красавчику, тому страшилищу с арбалетом, почему так важно владеть приборами в количестве не менее трёх вилок, и то из безысходности.
На них с недоумением смотрели несколько пар глаз.
Селин окинула взглядом стол. Чего тут только не было!
Розовеющая нежным срезом буженина с хрустящей корочкой, запечённая в меду, крохотные серые перепёлки — надо отдать должное, их передержали, судя по цвету, — фаршированные яйцами, импровизированные груды отдающих коричневым и красным куриных ножек в соусе, расставленные по столам, жареные артишоки в масле, переложенные ломтиками сала, криво нарубленные и пахнущие на весь коридор сыры, — она смекнула, что окна-то были распахнуты настежь вовсе не из-за тяжелого духа алкоголя с табаком, — сложенные пирамидками варёные бледные картофелины…
…и бутылки.
Огромное количество мутных бутылок, что чёрными пыльными башнями возвышались посреди состряпанного города кушаний.
С набитым ртом Курт разъяснял на матерном разговорном какому-то бедолаге с подвязанной рукой, как вреден для суставов неверный захват клеймора, и как следует держать его правильно и крепко, для верности ассистируя себе похожей по размеру костью с остатками мяса. Смуглый бритоголовый юноша с татуированным подбородком, Джонас, тот самый, что вызвал своим полётом с грот-мачты приступ дурноты и угрожал опоссумом её гардеробу, размахивал руками, расплескивая из кружки, и в лицах изображал бросившихся на него бандитов. Чопорный бледный старик с пронзительными синими глазами и тонкими паучьими пальцами единственный, кроме капитана, пользовался вилкой и ножом, и аккуратно накладывал себе кушанья. Впалые бледные щеки покрывала серая щетина, уголки красного рта были оттянуты книзу, и создавалось впечатление, будто ему в тягость весёлая компания. Резкие движения выглядели нервно, а сам он уж точно был не в своей тарелке. Когда он потянулся через стол за бутылкой, на его кушаке обнаружилась киянка в чехле, приточенная к богатому ремню.
— Это Маркиз, — подсказала безволосая желтоглазая навтка, Флавия. — Наш плотник и врач.
Услышав своё прозвище, тот стрельнул в их сторону испепеляющим взглядом. Селин поспешила улыбнуться и пробормотать «рада знакомству».
Флавия втиснула косоногий табурет между леди де Сарде и толстяком и начала называть собравшихся. Флавия, девушка, чей подбородок и веки украшали линиии татуировок, а на голове, кроме косынки, ничего не было, явно чувствовала себя очень уютно. Селин только оставалось улыбаться и глотать слюну над пустой тарелкой.
Черноглазого статного бородача, выпустившего её из заперти, звали Фаусто. Он оказался квартермейстером-хикметцем, сбежавшим в навты по причине некоторых разногласий культурного характера.