— Привет, — глухо выдавила девушка. — Как ты?
— Привет, — Саламандер отложил рубашку в сторону и присел на кровать. — Я нормально.
— Прости меня, пожалуйста… — Гермиона тяжело вздохнула, а по щеке скатилась слеза. — Я не хотела, чтобы всё так случилось… Я…
— Ты не виновата, — Рольф подошел к подруге и крепко обнял её. — Ты не виновата, моя хорошая. Слышишь меня?
Она почувствовала, как её сердце, её сожжённое и обугленное сердце начало разрываться на куски, а лёгкие беспощадно сжимались и отказывались нормально работать. Гермиона начала уже забывать, когда позволяла себе вот так отдаться в плен настоящим, неподдельном эмоциям, которые были свойственны нормальным людям. Какая-то часть девушки требовала вырваться из объятий и снова вернуть своему лицу беспристрастное выражение, а голосу — былой холод, но сил на это просто не хватало.
— Я через час уезжаю, — прошептал на ухо Рольф.
— Ты не планировал со мной прощаться?
— Попроси меня, и я останусь, — он посмотрел ей в глаза. — Одно твоё слово… Одно-единственное, и я никуда не поеду — я останусь здесь, с тобой.
Это было проявлением того чувства, которое Гермионе давно было чуждо. Это была элементарная любовь, но только сердцу Рольфа было известно, что было основой этой любви — дружба или что-то куда более значимое. Не первый день они знакомы, но первый раз он видел свою подругу настоящей: способной на искренние слёзы, неподдельное переживание и неподдельное волнение.
И пока в голове парня крутилось миллион мыслей одновременно, то у Гермионы была только одна — она не позволит себе кому-то причинить боль. Кому-то, кто готов жертвовать мечтой ради неё и отказываться видеть в ней монстра. Ведь речь была не о том, что она травмировала Рольфа своим магическим всплеском, Гермиона Грейнджер давно не была самой собой. Она действительно стала монстром, внутри которого зацвёл тёмно-алый мрак с острыми шипами.
— Прощай, Рольф, — она отпрянула от друга и выбежала из палаты.
Она была пронизана страхом. Страхом за кого-то другого, а не за себя. Гермиона так сильно боялась, что когда-то сможет навредить кому-то небезразличному, и вот — её опасения воплотились в жизнь. Единственное, что смогла для себя решить Грейнджер в такой ситуации — это просто отвернуться от человека, просто прогнать его со своей жизни, словно его никогда и не существовало. Это было то, о чём раньше говорила ей Скарлетт — ей нужно научиться принимать себя настоящую. Пока она не примет себя такой — она не сможет позволить кому-то себя такой принять.
В этот вечер ей не хотелось возвращаться в свою квартиру и переживать раз за разом одни и те же эмоции, что обычно следовали после очередного кошмарного сна. Гермиона вновь забрела в какой-то неизвестный ей район города, бессмысленно бродя из стороны в сторону. Кажется, ей попалось несколько парней, которые пытались с ней познакомиться, но она просто проигнорировала эти попытки.
Девушка завернула за очередной угол и просто сползла по бетонной стене, зарываясь пальцами в свои волосы. Она чувствовала, как её начинает ломать без таблеток, и как тьма пытается вырваться наружу, чтобы взять всё под свой контроль. Гермиона так много лет сдерживала в себе этот мрак, что порой становилось не по себе от того, что скрывалось у неё где-то глубоко под рёбрами.
— Полагаю, что дело в убийстве Астории Малфой. Драко Малфоя обвиняют в двойном жестоком убийстве: жены — Астории Малфой, и сына — Скорпиуса Малфоя…
Голос Гарри не покидал её с того самого момента. Гермиона раз за разом прокручивала в голове эту фразу, словно упивалась всеми теми фибрами, что исходили от неё. Она прекрасно понимала, что это совсем не похоже на повадки здорового человека, но она получала какое-то неистовое удовольствие, когда понимала, что Малфою плохо, что он страдает.
Впервые за много лет она провела столько времени со своим врагом, пусть и у себя в голове — это уже было рекордом. Грейнджер мысленно повторила эту реплику уже сотни раз, смакуя той болью, что исходила от ненавистной фамилии — наконец-то страдал он, а не она. Мрак в её душе начинал развеиваться спустя много времени, пусть и таким извращенным способом. Питерс, скорее всего, не оценила бы таких мазохистских наклонностей: она сама себя пытала фамилией, что доставляла ей боль, но в этот раз ей это нравилось.
— Куколка, — в темноте появился силуэт, — ты заблудилась?
Гермиона проигнорировала слова парня, что приближался к ней, пытаясь снова вернуться к своим размышлениям и к тому, что где-то там, в Англии, страдает Малфой, который остался наедине со своим кошмаром в камере Азкабана.