В ту минуту, когда она запрыгивает на сиденье и закрывает дверцу машины, она включает сообщение и дрожащими пальцами прижимает телефон к уху.
Сначала наступает мучительно долгое молчание. И так же, как разочарование накатывает на нее, когда она думает, что он оставил ей пустое сообщение…
— …Эй, — доносится его нерешительный шепот из динамика, и Сакура слышит в этом единственном слоге, как трудно ему было набраться смелости, чтобы позвонить. — Я знаю, что мы… сейчас не особо разговариваем. Но я просто хотел, чтобы ты знала, что … — Пауза. — Что я… действительно сожалею, Сакура… обо всем.
Выдох.
— Я никогда не хотел причинить тебе такую боль.
Именно в этом предложении она вдруг замечает легкую нечленораздельность его слов, которую раньше не замечала. Как будто он выпил рюмку виски или две.
Или пять.
— И я знаю, что тебе, вероятно, все еще нужно какое-то… время, но я думаю, что если я не скажу то, что должен сказать прямо сейчас, то у меня больше никогда не будет шанса.
Сердце Сакуры колотится, она крепче прижимает телефон к уху, как будто так она может приблизить Саске к себе.
Но следующие слова, сказанные ей на ухо, заставляют мир кружиться вокруг нее; два слова, несущие в себе вес шестилетнего сожаления при всей их краткости.
— Я люблю…
Ее сердце падает в желудок.
Саске прерывает себя судорожным вздохом, а затем поправляется после паузы.
— Я скучаю по тебе…
Еще один выдох.
— …очень сильно.
Я люблю тебя, собирался сказать он.
Бесконечные слезы катятся по ее щекам. Рука, прикрывающая ее рот, подавляет сдавленный всхлип.
Я люблю тебя.
Плечи трясутся, а горло сжимается, ее сердце разрывается от агонии, пропитывающей его мягкий голос, пока он продолжает шептать ей на ухо.
— Я начинаю думать, что ты меня ненавидишь. Но я надеюсь, что однажды… мы снова сможем стать друзьями. И я знаю, что каждую ночь ты спишь по другую сторону моей стены, но мне кажется что… — Голос дрожит: — Ты сейчас так чертовски далеко.
Его тихий голос срывается на последнем слове, как будто внезапная волна горя захлестнула его прямо по ту сторону телефона.
Наступает гробовая тишина, которую наполняет только его прерывистое дыхание. Сакура закрывает глаза, ее грудь сжимается от собственного сожаления. Горячие слезы текут по ее щекам, скатываясь по ладони, все еще держащей ее рот.
Приглушенная музыка и смех на заднем плане внезапно протекают через динамик, как будто он находится в укромной комнате или в туалете в каком-то баре и кто-то только что открыл дверь. Он пьян, она знает. Но это ничего не меняет — только еще сильнее сжимает ее грудь.
Потому что пьяные слова — это трезвые мысли.
Я люблю тебя.
Далекий мужской голос зовет его по имени с заднего плана; с кем бы он ни пил.
— Ну это, э-э… это все, что я хотел сказать. Мне нужно идти, так что… я отпущу тебя. — Она слышит, как его дыхание учащается. И затем единственное слово, такое мягкое, что она его почти не улавливает: — Извини.
Гудки.
Всего несколько минут назад Сакура поняла, что любит Саске Учиху.
Но именно здесь она понимает, поскольку телефон остается прижатым к ее уху еще долго после того, как его голос исчез…
Что она всегда была.
***
Сакура прижимает телефон к уху обеими руками и в третий раз воспроизводит голосовую почту, отчаянно цепляясь за каждый записанный вздох, каждый прерывистый вдох, каждое тихое слово.
Я люблю…