— Думаю, там будет море, — сказал он задумчиво, — целый океан. Ты только представь огромный голубой океан весь пронизанный солнечными лучами, с белыми барашками на бурунах, и другими удивительными вещами.
— Вот здорово!
Я уже начал мечтать, но тут Йойо добавил:
— Правда, это будет не скоро, Бемби, очень не скоро.
— Жаль, — я вздохнул, а Йойо засмеялся так, словно я сказал что-то очень забавное или как-то особенно удачно пошутил.
Глава 17 Днюха
В день моего семнадцатилетия выпал первый снег. Он как праздничная скатерть накрыл землю, наполнив воздух белым матовым сиянием. Стряхнув с себя осенний тлен, парк посвежел. Снежное покрывало спрятало последние следы увядания, и казалось чистой страницей, на которой можно было заново писать историю года. Он выпал ночью, и, когда разошлись приятели Йойо, я еще долго любовался притихшим, побелевшим парком, деревьями, словно облитыми сахарной глазурью, неслышно кружащими в воздухе крупными снежными хлопьями. А проснулся от того, что кто-то, осторожно стащив с моей головы одеяло, стал энергично тереть мне щеки чем-то очень холодным. Сдержанное хихиканье перешло в громкий заливистый смех, когда, подскочив и ошалело моргая, я пытался сообразить, что происходит.
— Вот черт, Птица, — только и смог сказать, разглядев перед собой ее сияющее лицо. — Что это было?
— Хватит спать, засоня! — хулиганка сгребла рыхлые комки снега с моей подушки и скатала из них небольшой комок, который со смешком вложила мне в руку. — С днем рожденья! Нам надоело ждать, когда ты проснешься!
В окно лился яркий дневной свет. Я смущенно потянулся за рубашкой и, заметив стоявшую в дверях, Елку, едва не застонал от чувства неловкости и досады на Йойо. Ну что ему стоило меня раньше разбудить! Сам-то одетый сидит, ухмыляется, свежий и бодрый как молодой огурчик на грядке. Хоть бы уж не пускал тогда этих подружек-хохотушек!
— Можно я хоть оденусь. — Подтянув повыше одеяло, прикрылся рубашкой в надежде, что они застесняются и уйдут, поняв, наконец, всю безнадежность моего положения. Не мог же я перед ними, так скажем, в неглиже предстать.
— Ну, конечно, — милостиво разрешила Птица, словно и не замечая моих отчаянных взглядов и полыхающего лица. — И оденься, и причешись.
Она запустила пальцы мне в волосы и взлохматила их еще больше под пристальными взглядами всей компании, на мгновение, лишив дара речи.
— А потом мы будем дергать тебя за уши, пока они не станут большими как у слоненка.
— Тогда вам придется подождать до моего столетия, а пока лимит — семнадцать, — просипел я, стараясь придать лицу максимальную строгость, и умоляюще взглянув на Йойо.
— Подождем, недолго осталось.
Они обе прыснули и не сдвинулись с места, продолжая смотреть на меня во все глаза, так, словно я представлял из себя какое-то особенно замечательное зрелище, вроде новогодней елки или майского шеста. Путаясь в рукавах, натянул рубашку прямо на влажную от снега футболку и снова беспомощно посмотрел на ухмылявшегося Йойо. Он откровенно забавлялся, даже не думая помочь. Тоже мне друг! Пришлось действовать самому:
— Девчонки, может, вы все же выйдете. А то, как бы, не комильфо немного.
Они снова расхохотались. У них было очень хорошее настроение.
— Ой, Хьюстон, какой ты смешной, — Птица, наконец, встала с кровати, взяла висевшее на спинке полотенце и как маленькому ребенку заботливо вытерла мне лицо и шею, — у тебя двадцать минут.
Когда дверь за ними закрылась, я шумно перевел дух и с упреком посмотрел на Йойо:
— Как они узнали?