Сам по себе этот кристалл не давал никаких способностей, но в разы увеличивал имеющиеся.
Такой ценный подарок вручил Арану мастер Галаар, сказав, что именно подобный камень помогал ему и его ученикам понимать драконов и даже образовывать с ними ментальные связи.
Арана очень тронуло это доверие, и поэтому он пообещал беречь подарок и обязательно учиться пользоваться его силой.
Ведь это такие возможности — усиление собственных способностей.
Ведь с силе разума, в ментальных поединках важна была в первую очередь Сила Воли, личностные способности. Если ты — безвольная тряпка, то быть тебе в низах драконьего общества, будь ты хоть трижды сильной и здоровой особью.
Аран был сильным.
Это призвали все, включая Адэ’н, даже начиная с неё.
Но лишний раз подстраховаться было полезно, ведь кто знает, с чем юноше придется встретиться на своём жизненном пути?
И вот сейчас, смотрясь в своё отражение на словно стеклянной глади скрытого от глаз мира и простых людей высоко в горах озера, Аран понял, насколько сильно переменился даже внешне.
На него смотрел не тощий мальчишка с девичьей шеей и нелепо-большими, наивными глазами.
Из отражения глядел молодой воин.
Высокий, жилистый, стройный, грациозный.
Вместо зелёной туники с меховой жилеткой, в которой он сбежал с Олуха — другая туника же, но серого цвета и на неё сверху надета была кольчуга, которую Аран сам изготовил всё из того же странного чёрного металла. Поверх неё была накидка, скрывающая наплечники, и крепился глубокий чёрный капюшон. Металлические наручи. К кожаному поясу крепились с обоих боков два кинжала. Свободные чёрные штаны были заправлены в узкие, по колено, сапоги. За спиной в ножнах покоился меч.
Если бы не это ещё совсем юное лицо, если смотреть со спины, на походку и жесты, ему можно было дать лет тридцать пять — сорок. Как опытному, немало видевшему на своём пути воину.
А лицо…
Всё тот же шрам под нижней губой, кожа загорела, а ставшие ещё более густыми волосы потемнели, хотя на солнце они обычно наоборот — выгорали, но у него же всё не как у людей.
Седые пряди на висках стали ещё более заметными.
Они, ещё сильнее побелевшие, на контрасте с почти чёрными волосами казались почти снежными.
Одну прядь, за правым ухом, Аран, ещё когда вступил в Стаю, поддавшись какому-то порыву, мимолётному воспоминанию, заплёл в косичку.
За три года волосы сильно отросли, касаясь кончиками лопаток, косичку приходилось часто переплетать, но рука не подымалась отрезать их.
Ещё не время.
Когда он будет достоин, когда начнётся по-настоящему новый этап его жизни — сострижёт.
Не раньше.
Завершали портрет глаза.
Они были единственным видимым внешне признаком его изменений и наверняка доставят ему ещё немало проблем.
Ярко-зелёная, светящаяся в темноте, и становящаяся белым огоньком в трансе, слишком большая для простого человека радужка, большие, вытянутые зрачки.
Они выдавали его эмоции, его состояние, как и у драконов.
Сейчас зрачки были расширены, обозначая спокойствие, но всё равно напоминали не кружок, а вертикальный овал.
С такими глазами его не примут люди.
Никогда.
***
За несколько дней до этого у Радмира стало противно колоть сердце, потусторонний холодок вновь поселился к груди. Предчувствия, которым он на горьком опыте научился доверять, кричали об опасности, о странной, нависшей над кем-то дорогим ему угрозой.
Но время шло, и ничего не происходило.
До того вечера.
Когда Радмир шёл домой, в его сердце всё больше и больше нарастала тревога.
Что-то случится.
Но единственной, чья судьба, чьё благополучие его волновали, была сестра — за себя он давно перестал бояться.
Когда же он пришёл домой, и не обнаружил там сестры, он даже почти не удивился. Ведь чего-то именного такого он ждал в ближайшее время.
Почему же злодейка-судьба так старалась отобрать у него Мирославу?
Чем ей не угодила милая, просто слишком умная девочка?
Ответа не было.
Но потом юноша нашёл записку. И дневник, который, оказывается, вела его сестра.
И когда он увидел толстую книжку в кожаной обложке, явно дорогую, выкупленную ещё пустую у торговцев, часто посещавших их родное селение, ведь оно находилось на берегу той же реки, что и Сангород, его серцке ухнуло в пятки.